Сквозь проредь лиственного крова,
сквозь просверк неба грозового,
сквозь проблеск рухнувшей воды,
овеянных протяжным ветром, –
в глухом, забывчивом, надменном
краю сердечной слепоты
возникла только боль сначала...
И стала острой – закачала
вблизи и дальше
дерева,
скиты, дороги, гнезда птичьи,
мосты, поселки, пограничья...
И в чаще вскрикнула сова,
как будто в тот же миг прозрела.
И ночь за тот же миг созрела,
отрезав блеклый свет: «Забудь!
Ни опереться, ни согреться
не сможешь в прошлом дне...»
И сердце
взмолилось, чтоб открылся путь.
Не ночи, не тому, что выше,
взмолилось...
А – всему, что слышать,
как в детстве начало: корням,
струящимся в земные недра,
и вздохам птиц в порывах ветра,
и дышащим речным камням...
Так больно о пути взмолилось
всему, что сбы€лось – не забылось,
не умерло – прислало весть:
«Запомни все, чем ты крылато
или бескрыло был когда-то, –
чтоб ныне понял, кто ты есть».
И сквозь пространства не надменной,
а чутко вдумчивой Вселенной
стучаться начали к тебе
навстречь – сердца огня, эфира,
воды, земли... И сердце Мира
стучало, скрытое во тьме.
В твоей груди росли как будто
покуда видящие смутно
глаза – и всюду разлита€,
густела боль...
И словно в омут:
«Не приведи Господь слепому
прозреть...» – шептала темнота.

2004