Перед ночью, взорвав тишины мавзолей,
покидая пещерные ниши,
на охоту роями из мшистых щелей
вылетают летучие мыши.
Извиваясь кольцом и струясь из кольца,
их широкая лента живая
шелестит и шипит, проносясь у лица,
темнотою его овевая.
И, от склона холма протянувшись на юг, –
рассыпается в диких крушинах
над стаенными норками серых гадюк,
над сплетением тропок ежиных.
Провожаю их медленным взмахом руки,
словно взмахом крыла-невидимки,
чтоб легки были их навесные круги
возвращенья – в предутренней дымке.

Я и сам в окруженье приблудных ветров,
что снуют под небесной громадой,
лишь местами касаясь ступнями бугров,
полечу по равнине щербатой, –
где обманчива острой травы немота,
где не спят над отрогами балок
вековые дубы и таят омута
приставучих холодных русалок;
где сквозь тучи луна проливает вино
мимо поднятых чаш и стаканов
на полянах, где гномы пируют давно
у остывших следов великанов…

И, свернув на мерцание частых огней,
полечу я совсем бестелесно,
чтоб скользящею длинною тенью своей
не пугать обитателей леса.
Чтоб и этот свой путь проложить не в ущерб
тем земным утомленным собратьям,
что, как мыши летучие к сводам пещер,
в забытьи прилипают к кроватям.
Их тяжелые сны и фантазий игру,
их иллюзий дырявую тoрбу
притяну поневоле и в сердце вберу
и, увы, от него не отторгну.
Возродившись, земное тепло моих рук
средь лучений от звезд и растений
потечет в человеческий замкнутый круг
страсти, боли и перерождений.

Но, озябшая в нем и согретая, – ты,
пожелавшая здесь нашей встречи,
о глазах моих, зрящих в кольце темноты,
по ночам не расспрашивай свечи.

2000