Цепок твой шепот, как когти совы,
тлеет в светильнике корень омана, –
мне не поднять с лежака головы
и не вдохнуть безнадежней дурмана.
Под потолком, где теней бахрома,
с шелестом легким углы обнимая,
ласточкой вспугнутой мечется тьма –
подслеповатая, глухонемая.
Жадно притянута быстрым огнем
глаз твоих бешеных, неутоленных,
чаща вплывает в оконный проем
ветками тиса и клена сплетенных.
Жаждет питья пересохший мой рот –
пахнущее беленой и грибами,
душу бессилит оно и дает
силу – искать твою шею губами…
И понимать, что под крышей моей,
рядом с расстеленной шкурою волка,
у очага, средь сушеных корней,
ты не захочешь хозяйничать долго.
Выберешь полночь – сильна, молода –
и над тропинкою, тисами сжатой,
к низкой звезде полетишь – и туда
будет не нужен тебе провожатый…
Но, посвященная тайнам седым, –
крылья не сможешь расправить свободно,
прежде чем телом и духом моим
не овладеешь ты бесповоротно.
Остро зажав мое сердце в горсти,
снова читаешь в астральном посеве,
что – от меня ты должна понести
весть о земле в несгорающем чреве…
1993
|